Болезнь

Первые симптомы у сына проявились два дня назад: усыпало красными пятнами области паха и подмышек. Парень он крепкий, держится еще на ногах, но, боюсь, скоро это закончится. Еще через пару дней эти пятна вздуются и наполнятся гноем, начнется кашель, а за ним последует жар, который уже окончательно добьет Олафа. За последние полгода я насмотрелся вдоволь на угасших за пару недель здоровых мужиков, а сколько перемерло от этой заразы детей – не счесть… Уже не один и два раза, я представлял, как велю слугам грузить мертвого Олафа на телегу и везти его на сожжение. И каждый раз на глазах наворачивались слезы, и я шел в сыновью комнату наверху, чтобы еще раз провести рукой по жестким волосам чада.  

Олафу все хуже, а друиды как один качают плечами, стоит только заикнуться о лечении сына. Боятся, сволочи, боятся, что слягут так же, как и он – и никакая магия им не поможет. Сколько раз махал перед их носами мешками с серебром, сколько бы не вещал что сын единственная память о его погибшей матери, сколько бы не стучал по столам: все одно – безразличие в глазах и тревога за свои бесполезные жизни. Иронично что человек способный позволить себе, если не все, но многое – не может вырвать собственного сына из лап смерти? Великий Один, дай мне совет! Что мне делать?

У Олафа вздулись здоровые, похожие на шарики, нарывы под самыми подмышками – плотные на ощупь и быстро растущие. Парень постоянно жалуется, что они не дают нормально сложить руки на груди. Я решился не сразу, далеко не сразу. Если бы не отчаяние и желание помочь – духу не хватило бы. Первым делом, я наточил небольшой, показавшийся наиболее подходящим нож. Точил я его с таким усердием что ладони раскраснелись и горели. Потом я пришел к Олафу в комнату и что-то забормотал, но мальчик понял, что я хочу сделать и доверился мне – развел руки в стороны и улегся на кровати так чтобы мне удобнее было работать. Я никогда не боялся вымарать руки в крови раненных солдат и причинить им боль, прижигая раны или засовывая кишки обратно в брюхо. Но, сейчас, когда дело касалось моего собственного ребенка, руки предательски дрожали.  

Первый надрез получился достаточно глубоким, хотя и несколько неровным. Нарыв издал чавкающий звук и с такой силой исторгнул наружу желтоватый гной, что каплями последнего окатило мое лицо – в комнате завоняло тухлой рыбой.  Выдавленный гной из надреза, я собрал в горшочек. Мальчик мой, пошел в меня, даже не вздрогнул во время процедуры: стиснув зубы, он с присвистом дышал, вперившись взглядом в потолок. С достоинством выдержал он и повторные манипуляции с другой рукой. Уже через несколько минут дыхание Олафа выровнялось, а жар спал. Сшил края ран я уже в приподнятом настроении, ловко и быстро, надеюсь, не причинив особой боли сыну.

Радости моей нет конца: Олаф мало-помалу оживает! Через шесть дней он окреп настолько, что смог самостоятельно прогуляться по двору. Боги представить не могут, сколько счастья испытываю я, видя, что страдальческое выражение на лице сына сменилось слабой улыбкой и прежним, горящим взором. Жизнь любит иронию, во всяком случае, любит брать плату за чудеса сполна.  

Этим утром я особо не удивился, разглядев в бане красную сыпь в паху…  Рано или поздно, это должно было случиться: богатство не спасает от смерти. Если боги решили забрать мою жизнь взамен жизни Олафа – так тому и быть.